Хостинг документов » Библейские мотивы в творчестве А. С. Пушкина

Библейские мотивы в творчестве А. С. Пушкина

Библейские мотивы в творчестве А. С. Пушкина

Болдинская осень – период полной творческой зрелости А. С. Пушкина. Осенью 1833 года поэт наряду с многочисленными стихотворениями создал три поэмы. Последняя из них — «Петербургская повесть» «Медный Всадник», — является его вершинным, самым совершенным произведением в ряду поэм, да и во всем его поэтическом творчестве, — вершинным как по совершенству и законченности художественной системы, так и по обширности и сложности содержания, по глубине и значительности проблематики, вложенной в него историко-философской мысли.

Вопрос о соотнесенности «Медного всадника» с Библией не может быть решен, если не учесть параллели, которую настойчиво проводит сам Пушкин, называя наводнение 1824 года «петербургским потопом». В исследовательской литературе о «Медном всаднике» неоднократно указывалось на связь поэмы с Библией. Несмотря на различные точки зрения, все литературоведы и учёные сходятся во мнении, что Библия — творческая модель, по которой Пушкин строит мир своей петербургской повести: основание города, возникновение мира, поклонение кумиру, идолу; Божий гнев, наказание водами. В период непосредственной работы над поэмой Священное писание находится в центре творческих интересов поэта — в 1832 году он использует сюжет из Пятикнижия и собирается учиться по-древнееврейски, желая переводить книгу Иова; в 1835 году перекладывает стихами библейский рассказ о Юдифи.

В Библии основной причиной, вызывающей гнев Бога, является поклонение ложным божествам, идолам и отнесение святого имени к объекту, лишенному святости («кого в лицо люди не могли почитать по отдаленности жительства, того отдаленное лицо они изображали: делали видимый образ почитаемого царя, дабы этим усердием польстить отсутствующему, как бы присутствующему ») [1,17]. Идолы определяются как «недостойные именования», а поклонение им «началом и концом и причиной всякого зла» [1,27].

Слова «кумир» и «истукан» в пушкинском употреблении имеют несомненную библейскую окраску. Это особенно хорошо видно по черновикам поэмы, где Евгений встает «пред священным истуканом» (V, 480) и даже «великим Истуканом» (V, 495). Библейский сюжет о поклонении «литому кумиру» [2, 15 — 21]. привлек внимание Пушкина незадолго до создания «Медного всадника» в стихотворении «Гнедичу» (1832): «…ты нас обрел в пустыне под шатром, В безумстве суетного пира, Поющих буйну песнь и скачущих кругом От нас созданного кумира» [3, 353].

В литературе о «Медном всаднике» уже не раз поднимался вопрос о том, почему памятник Фальконе назван Пушкиным «медным всадником», тогда как он сделан из бронзы. Высказывались различные предположения, и лишь недавно Е. С. Хаев [7,182].указал на важнейшую коннотацию между «медным всадником» и библейским «медным змием». Сюжет о медном змие, воздвигнутом Моисеем с тем, чтобы целить людей, ужаленных ядовитыми змеями имеет много общего с сюжетом пушкинской поэмы. Прежде всего, оба рассказа — о бедствии, вызванном «Божиим гневом». Важную роль играет в них «взгляд» (в библейском тексте исцеление наступает, если укушенный взглянет на медного змия). Наконец, возможно и прямое соотнесение библейского медного змия со змеей, попираемой конем Петра. Тема города, обреченного гибели за поклонение ложным божествам и кумирам их, также пронизывает книги пророков Иезекииля, Иеремии, Наума, Захарии, Аввакума, Ездры. Часто упоминаемое пророками наказание городу за идолопоклонство — потоп.

Свежие документы: План-конспект урока по чтению 2 класс «Викторина по русским народным сказкам»

Само основание Петербурга, сопровождавшееся дерзким обузданием моря, соотносимо с основанием Вавилона и попыткой покорить другую «божию стихию» — небо, построив знаменитую башню.

Поэме “Медный всадник” Пушкин дал подзаголовок “Петербургская повесть”, имея в виду не только повесть в стихах в духе поэм Байрона, но и традицию прозаического бытописания. Время действия – история (Петербурга еще нет, и его строительство только замышляется) и современность (наводнение в царствование Александра I). Пространство поэмы то раздвигается, охватывая необозримые просторы, то суживается до Петербурга, небольшого острова и даже скромного домика. В центре поэмы несколько эпизодов, составляющих центральный конфликт между мирной и бунтующей стихией, с одной стороны, и ее грозным укротителем Петром I, с другой; между громадной империей, олицетворенной в памятнике самодержцу, и бедным незначительным чиновником, почти незаметным человеком. Конфликт в поэме принимает неразрешимый, трагический характер, поскольку в нем нет места милости. Поэтому примирение стихий, государственных и частных интересов невозможно: стороны враждебны друг другу и не могут найти согласия.

Это проявляется даже на жанровом уровне: “Вступление” к поэме, где дана предыстория событий и раскрывается грандиозный государственный замысел царя, выдержано, в основном, в одическом ключе, поскольку ода – лирический жанровый символ Петровской эпохи с ее идеей государственности. Здесь торжественно прославляется преобразовательная деятельность Петра Великого, вступившего в спор со стихией, и его творческий гений (“Люблю тебя, Петра творенье…”).

“Вступление” композиционно противопоставлено двум частям, в которых развертывается сюжет “петербургской повести”. Возвышенный пафос сменяется “печальным рассказом”, вместо оды появляется грустное повествование о судьбе бедного молодого чиновника Евгения.

Евгений в качестве частного человека дан в столкновении с Медным Всадником, памятником Петру I, в котором олицетворена государственная мощь империи. Евгению противостоит уже не Петр — преобразователь, а самодержавный порядок, символом которого и является бронзовое изваяние (“Кумир на бронзовом коне”). Частный человек и символ государства – вот полюсы пушкинской повести.

Первоначально кругозор Евгения ограничен бытовыми заботами, он досадует на то, что беден, что должен “трудом… себе доставить И независимость и честь; Что мог бы Бог ему прибавить Ума и денег”. Его мысли связаны с патриархальными нравами и обычаями, с патриархальной судьбой. Однако взбунтовавшаяся стихия вынуждает его впервые, может быть, задуматься об устройстве бытия вообще:

иль вся наша

И жизнь ничто, как сон пустой,

Насмешка неба над землей

Свежие документы: Сочинение на тему "Роль русского языка в современном мире"

В нем проснулся человек, размышляющий о своей участи в мире и о человеческой судьбе в мироздании. Эти размышления уже далеко выходят за рамки патриархального бытия. Как человек, Евгений начинает мыслить себя отдельно от мира в целом, противопоставляя свою частную жизнь бытию. Пережив крушение своих надежд на тихое семейное счастье, он впал в смятение: неужели и впрямь человеческая жизнь ничего не стоит? Не может быть, чтобы мир, устроенный Богом, держался на таких бесчеловечных основаниях? Но если виноват не Бог, то кто? Евгений – не демон, который вступает в распрю с Богом. Свое личное горе он пытается объяснить социальными причинами. Ему нужен конкретный носитель угрозы, кому могли бы быть адресованы прямые обвинения. И тут перед глазами героя оказался памятник Петру I. Он, наконец, нашел своего безличного врага.

Разрыв между интересами частного человека и государства составляет центральную проблему поэмы. Было время, когда эти интересы совпадали. Построение города было общенациональным делом всей России – не только царя, но и каждого человека. Величие Петра – зодчего нового государства – остается для Пушкина непоколебленным. Но прогрессивный смысл его строительства оборачивается в условиях самодержавной империи гибелью бедного человека, имеющего права на счастье и жизнь. В этом – одно из противоречий истории: необходимая и благая преобразовательная деятельность осуществляется безжалостно и жестоко, становясь страшным упреком всему делу преобразования и не искупленным грехом власти.

Поэма “Медный всадник” взывала к пониманию того, что общенациональные интересы России состоят в привлечении простых сердец к строительству государства, что государственные интересы должны совпадать с интересами незаметных частных людей. Государственные цели, как бы они ни были велики, не могут игнорировать гуманность, охранение, уважение человеческого достоинства и пренебрегать жизнью каждого человека.

Решая важнейшие для себя этические проблемы века – власть и человек, справедливость и милосердие – Пушкин взял “простые”, уже проверенные культурным опытом, сюжеты, и перевёл их на уровень притчи, библейской образности, вбирающей философские, социальные, исторические, бытовые и политические аспекты. Такими сквозными библейскими мотивами были изначально-грешное естество, греховность человеческой природы, любовь как ипостась Бога, рождающая милость, милосердие как черта, присущая высшему Судии дел и помыслов человеческих, и как завет Господа, обращенный к людям и их правителям. Поэтому образный строй поэмы переведен в систему библейских нравственно-этических ценностей, неизмеримо более высоких, чем земные. Без света высшего милосердия человеческая жизнь невозможна. Но Пушкин не утопист. Он знает, что мгновенного нравственного преображения человечества и земного мира достичь невозможно. На этом покоятся мудрость Пушкина и его светлая печаль. Но подняться над грехами можно, согревая человечество и каждого человека любовью. И потому Пушкин исполнен необыкновенной любви к земле и к человеку. Поэма Пушкина в контексте произведений 1830-х годов косвенно подтверждала его идею о милости и человечности как принципах государственной политики, поднимающих и власть, и частного человека на уровень высшей духовности.

Свежие документы: Викторина по рассказу В.В. Набокова «Рождество»